Из полумрака дальнего угла проступает смертельно бледное человеческое лицо. Глаза стеклянные, мертвые, губы подернуты трупной синевой, а из пробитого лба размеренными сгустками вытекает темная кровь. Мгновение – и в углу пусто, лишь в кабинете стоит запах могильного тлена.
В Смольном, как известно, сегодня располагается правительство Санкт-Петербурга, Большинство знают о нем, конечно, в связи с событиями Октябрьской революции 1917 года. Но многие также скажут, что до революции там находился Смольный институт. Название института и набережной восходит к первым годам строительства Петербурга, когда близ старинного села Спасское был выстроен Смольный двор - на нем гнали и хранили смолу для нужд Адмиралтейской верфи. Прилегающий к Смольному двору участок некогда принадлежал дочери Петра I Елизавете, которая провела долгие годы здесь, в загородном дворце, а по восшествии на престол построила на его месте женский монастырь. С этого времени, с середины XVIII века, и начинается история создания сложного комплекса зданий Смольного. В картографическом собрании Стокгольмского исторического музея хранится несколько карт, составленных известным шведским географом XII века Карлом Юлем. Помимо своей немалой исторической ценности (в том числе для россиян - на них довольно точно изображена старинная шведская волость Ингерманландия, то есть территория современного города Петербурга и большей части Ленинградской области), карты ценны также и для исследователей аномальных явлений. Все дело здесь в том, что на картах участок невского берега, где ныне расположено здание Смольного, отмечен зловещей пентаграммой и подписан как «дьявольское место». Рядом с подписью содержится начертанное рукой самого Юля предостережение купцам и путешественникам избегать при любых обстоятельствах остановок в этих местах. Несмотря на то, что причина подобного названия не указана, в Средние века людям подобных предостережений вполне хватало. Назвали -значит, есть за что.
Но это еще не все. Упоминания о нехорошем месте на берегах Невы часто встречаются и в старинных рунах вечных данников шведов - карел, издревле населяющих эти края. В карельских сказаниях территория эта носит название Чертов берег. Как несложно догадаться, на этом месте и расположился Смольный.
После постройки Смольного двора уже после основания Петербурга среди горожан смолокуры сразу стали пользоваться недоброй славой - про них прошел слух, что они знаются с нечистой силой. В XVIII веке смолокурни снесли, и на их месте итальянский архитектор Джакомо Кваренги начал строительство Смольного института. На рубеже XIX и XX веков благородные воспитанницы Смольного безумно боялись даже днем подходить к пустующему, наглухо закрытому флигелю института. Согласно рассказываемым шепотом историям, по ночам там неоднократно было замечено самое настоящее привидение - скользящий V, над полом призрачный силуэт. Начальство института не обращало на эти слухи никакого внимания, относя их к числу обычных девичьих страхов. Задуматься о привидении всерьез начальству все-таки пришлось, но было уже поздно...
Молодой истопник Ефимка Распадков решил похвастать перед девушками своей храбростью и сообщил нескольким старшим воспитанницам, что ближайшей ночью имеет намерение, подобрав ключи, проникнуть в закрытое помещение флигеля. В женской среде сплетни распространяются быстро, поэтому вечером за действиями храброго истопника Ефимки из окон следила добрая половина института. Они увидели, как истопник прошел по двору, открыл замок, шагнул в темноту, и как следом с тяжким грохотом захлопнулась массивная дверь.
Прошел час, другой, во дворе ничего не менялось. Девиц в конце концов потянуло в сон, и наблюдение за дверью прекратилось. А утром выяснилось, что истопник пропал.
До начальства, безуспешно искавшего работника, дошли слухи о подвиге Ефимка Руководство института устремилось к флигелю и обнаружило, что дверь почему-то заперта на ключ с внешней стороны, хотя истопник, будь он внутри, этого сделать никак не смог бы. Ржавый замок отомкнули, но Распадкова внутри так не обнаружили. Вообще, кроме ломаной мебели и засиженного мухами бюста Вольтера, ничего другого там и быть не могло.
Девицы шептались о том, что здесь не обошлось без нечистой силы. Недаром же поселился во флигеле призрак!
Но бестелесная белая фигура - это далеко не единственный призрак Смольного. Со следующей историей можно ознакомиться по стенографической записи воспоминаний революционера Алексея Гудкова помощника коменданта Смольного:
«В октябре семнадцатого мы заняли под штаб революции Смольный. В этот период мне как помощнику коменданта приходилось отлавливать шпиков, провокаторов и прочий подозрительный элемент.
Однажды патрулируем территорию и смотрим - субчик какой-то сомнительный крутится рядом со Смольным.
- Эй, ходи сюда! Кто таков? - спрашиваем.
- Потомственный пролетарий. Своих не узнаете? - отвечает, а у самого морда холеная, руки белые. Спасибо товарищу Бутыркину, рабочему с Нарвской заставы, - он проявил настоящую пролетарскую бдительность.
- Врешь! - кричит. - Я тебя знаю! Ты сын фабриканта Печника!
Схватили мы субчика, обыскали. Нашли заряженный браунинг и удостоверение на имя Рудольфа Печника, вольноопределяющегося Второго ударного батальона Павловского ее императорского величества юнкерского училища. Арестовали его, конечно, и повели к коменданту.
Ведем арестованного по штабу, а он, видно, от злости, что попался, кроет всех последними словами. Вдруг видим, навстречу комендант Василий Баланов торопится. Подошел, спрашивает:
- Который тут пролетариев оскорбляет? Этот? - и с этими словами выхватывает маузер и в лоб арестованному - бабах! Очень нервный Василий Баланов был, конечно, но как большевик, нужно отметить - несгибаемый.
На выстрел народу сбежалось - целая толпа. Даже Владимир Ильич из кабинета вышел.
- В чем дело, товарищи? - спрашивает. Баланов растерялся, давай что-то мямлить.
- Четче. Короче и четче! - требует Владимир Ильич, поправляя накинутый на плечи пиджак.
Василий с духом собрался и доложил: так, мол, и так, ликвидировал провокатора и контрреволюционную гниду. Ленин улыбнулся и говорит:
- И поступили вы, товарищ Баланов, разумно. И впредь руководствуйтесь в поступках революционной целесообразностью, не ошибетесь.
Ну, время бежит, отечество в опасности - белые войну против нас развязали! О случае этом и думать уже забыли - мало ли контрреволюционных прихвостней расстреляли уже. И вот как-то ночью идем с Банановым по Смольному, посты проверяем. Вдруг слышим из кабинета вождя революции испуганный крик, а следом оттуда выскакивает Владимир Ильич - да как припустит по коридору! Мы - оружие наизготовку и в кабинет, думали, контрики опять какую-нибудь пакость устроили. А там такая картина: из полумрака дальнего угла проступает смертельно бледное человеческое лицо. Глаза стеклянные, мертвые, губы подернуты трупной синевой, а из пробитого лба размеренными сгустками вытекает темная кровь. Мгновение - и в углу пусто, лишь - в кабинете стоит запах могильного тлена. Но все же мы успели опознать в том кошмарном лице недавно застреленного комендантом Рудольфа Печника!
Не было б печали, но тут после этого случая председатель Цен-тробапта Дыбенко на нашего коменданта буром попер: и совестил, и ругал его страшно за бардак в Смольном. Баланов обиделся и на митинге поклялся того проклятого мертвяка шарахнуть так, что «от него только одна смола останется». Для чего повесил себе на пояс пять бомб с усиленным зарядом. И будьте уверены - шарахнул бы, но не успел. ЦК партии, чтобы оградить Ильича, принял решение о срочном переезде советского правительства из Петрограда в Москву».
Артем ПЛАТОНОВ
|
